Когда Левин разменял первую сторублевую бумажку на покупку ливрей лакею и швейцару, он невольно сообразил, что эти никому ненужные ливреи, но неизбежно необходимые, судя по тому, как удивились княгиня и Кити при намеке, что без ливреи можно обойтись, — что эти ливреи будут стоить двух летних работников, то есть около трехсот рабочих дней от Святой до заговень, и каждый день
тяжкой работы с раннего утра до позднего вечера, — и эта сторублевая бумажка еще шла коло̀м.
Неточные совпадения
Рабочий с санками, которые весят пуд, взбирается ползком вверх темным и сырым коридором: это самая
тяжкая часть
работы; потом, нагрузив сани углем, возвращается назад.
Самыми
тяжкими считаются плотницкие
работы.
Комитет признал, что необходимо «высылать
тяжких преступников в отдаленную колонию для употребления там в принудительные
работы с преимущественною целью водворения в месте ссылки».
Для администрации плотницкие
работы представляются тоже нелегкими, потому что людей, способных на систематический
тяжкий труд, на Сахалине вообще мало и недостаток работников — явление здесь обычное, хотя каторжные считаются тысячами.
Правда, женщины иногда моют полы в канцеляриях, работают на огородах, шьют мешки, но постоянного и определенного, в смысле
тяжких принудительных
работ, ничего нет и, вероятно, никогда не будет.
[Естественное и непобедимое стремление к высшему благу — свободе — здесь рассматривается как преступная наклонность, и побег наказывается каторжными
работами и плетями как
тяжкое уголовное преступление; поселенец, из самых чистых побуждений, Христа ради, приютивший на ночь беглого, наказывается за это каторжными
работами.
Несколько человек: С. Г. Волконский, С. П. Трубецкой и другие были посланы в горные рудники Нерчинска, где их ставили на
работу наравне с самыми
тяжкими уголовными преступниками.
Я вижу его за сохой, бодрого и сильного, несмотря на капли пота, струящиеся с его загорелого лица; вижу его дома, безропотно исполняющего всякую домашнюю нужду; вижу в церкви божией, стоящего скромно и истово знаменующегося крестным знамением; вижу его поздним вечером, засыпающего сном невинных после
тяжкой дневной
работы, для него никогда не кончающейся.
В Своде законов сказано об нем всего строк шесть: «Учреждается при таком-то остроге особое отделение, для самых важных преступников, впредь до открытия в Сибири самых
тяжких каторжных
работ».
Содержались они при остроге впредь до открытия в Сибири самых
тяжких каторжных
работ.
Особое отделение тоже осталось при остроге, и в него все еще от времени до времени присылались
тяжкие преступники военного ведомства, впредь до открытия в Сибири самых тяжелых каторжных
работ.
Вогнутым полукругом стоит тяжелое мраморное здание вокзала, раскинув свои крылья, точно желая обнять людей. Из порта доносится
тяжкое дыхание пароходов, глухая
работа винта в воде, звон цепей, свистки и крики — на площади тихо, душно в всё облито жарким солнцем. На балконах и в окнах домов — женщины, с цветами в руках, празднично одетые фигурки детей, точно цветы.
Живет некто, пытается что-то создать, стягивает в русло своих намерений множество чужих сил, умов и воль, пожирает массу человеческого труда и вдруг — капризно бросает все недоделанным, недостроенным, да часто и самого себя выбрасывает вон из жизни. И бесследно погибает
тяжкий труд людей, ничем разрешается напряженная, порою мучительная
работа.
Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после
тяжких крестьянских
работ; в полчаса все у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них разрешения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.
— Да! — ответил Вася. — Да! нужно спешить. Я думаю, теперь часов одиннадцать будет; нужно спешить… За
работу! — И, проговорив это, Вася, который все время то улыбался, то как-нибудь старался прервать каким-нибудь восторженным замечанием излияние дружеских чувств и, одним словом, оказывал самое полное одушевление, вдруг присмирел, замолчал и пустился чуть не бегом по улице. Казалось, какая-то
тяжкая идея вдруг оледенила его пылавшую голову; казалось, все сердце его сжалось.
Недолго, кажется, прогостил Алексей в дому родительском — суток не минуло, а неприветно что-то стало после отъезда его. Старик Трифон и в токарню не пошел, хоть была у него срочная
работа. Спозаранок завалился в чулане, и долго слышны были порывистые,
тяжкие вздохи его… Фекла Абрамовна в моленной заперлась… Параня с сестрой в огород ушли гряды полоть, и там меж ними ни обычного смеху, ни звонких песен, ни деревенских пересудов… Ровно замерло все в доме Трифона Лохматого.
Теперь им раздолье — корвет уж десять дней идет под парусами, и они отдыхают от своей, воистину
тяжкой,
работы у жерла топок в раскаленной атмосфере кочегарной, которую они, смеясь, называют «преисподней».
Призадумалась Лукерьюшка. Хотелось ей привольной жизни, хотелось отдохнуть от
тяжкой, непосильной
работы у дяди.
Не только теперь о нем многие забыли, но и тогда его
тяжкая судьба (каторжные
работы) разразилась совершенно внезапно.
Эти два богатыря, Герасим и Петр, изнывали от избытка своей силы; как Святогору, грузно им было от их силушки, как от
тяжкого бремени. Проработав неделю тяжелую
работу, они воскресными вечерами ходили по полям и тосковали. Помню один такой вечер, теплый, с светящимися от невидимой луны облаками. Мы с Петром и Герасимом сидели на широкой меже за лощинкой, они били кулаками в землю и говорили...